Прасолов. Церковь моего детства

Церковь моего детства

Давно хотелось мне написать что-нибудь о лебедянской церкви. Простояла она, бедная, последние три десятка лет на борту Лебединского карьера в окружении построек и железобетонных конструкций, стиснутая всевозможными путепроводами и переходами, не почитаемая и не поклоняемая людьми, для которых и была возведена когда-то на этой земле. Будто незаживающие стигматы на теле верующего бросались в глаза прохожему со стен её и намертво приставшие нашлёпки цементного раствора поздних времён, и рваные выщербы от пуль и снарядов прошедших здесь боев в Великую Отечественную войну, и разные другие отметины неумолимого и разрушительного времени.

http://novovremya.ru/media/2014/11okt2014/peschanskaya/pes_chorch01_450.jpg

Справка. Как свидетельствуют архивные документы, первая церковь в Лебедях была деревянной, однопрестольной – во имя Николая Чудотворца, выстроена в конце 30-х годов 18-го века. А 100 лет спустя на месте деревянной церкви стояла уже кирпичная – во имя иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих Радость», о ней мы и ведём сегодня речь. Она была построена в 1839 году, имела два престола, первый, главный, во имя иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость», второй – во имя благоверного князя Александра Невского.

http://novovremya.ru/media/2014/11okt2014/peschanskaya/pes_chorch03_450.jpg

Конечно, знала эта церковь более лучшие времена, чем те, с которых я начал свой рассказ. Привольно было стоять ей на юру, на открытом возвышенном месте, и радостный колокольный звон её разносился далеко окрест. Плыл он над соломенными крышами хат соседних деревень, с их огородами и пашнями, над широким лугом и бегущей по нему речкой Осколец, и стекались к церкви многочисленные прихожане из ближних деревень –Стретенки, Лукьяновки, Крамской и, конечно же, Лебедей с их Хутором, Моздовкой, Селом, Прулеповой.

http://novovremya.ru/media/2014/11okt2014/peschanskaya/pes_chorch05_450.jpg

Но вот настали в 20-м столетии для храмов на Руси тяжёлые времена: стала их советская власть закрывать, особенно активно – в 30-е годы. Лебедянская церковь держалась долго, вплоть до 50-х, хотя и закрывалась на короткое время. Ещё даже в моей памяти всплывают, словно в тумане, отдельные картины раннего детства. Вот моя бабушка ведёт нас, своих внуков, на Пасху в церковь. Идя по деревне мимо группы играющих на улице сверстников, мы стараемся спрятаться за бабушку, но те, завидев нас, кричат: «Богомольцы идут!». Нам стыдно. А вот я уже постарше, учусь в школе в третьем или четвёртом классе, иду с товарищами святить куличи. На пути – хата нашей учительницы. Сломя голову проскакиваем этот участок в надежде, что она не успеет нас рассмотреть, если выглянет в этот момент в окно. Но после праздников – в школе на первом же уроке – обязательный «разбор полётов»: кто ходил на Пасху в церковь? Кого-то видела учительница, кого-то выдают свои же товарищи из тех, кто «не опозорил пионерский галстук» (то есть, не ходил в церковь). «Провинившихся» поднимают, им стыдно.

http://novovremya.ru/media/2014/11okt2014/peschanskaya/pes_chorch02_450.jpg

Справка. В самом начале 50-х годов прошлого века лебедянская церковь во имя иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость» перестала существовать. Сначала из неё сделали склад для хранения зерна, затем, когда началось строительство Лебединского рудника, туда складывали всё, что попадалось под руку, но не подлежало расхищению (металл, стройматериалы и прочее). Последние годы была всеми оставлена. Стояла полностью «расхристанная» и опустошённая и как бы ушедшая в себя, глядя на мир, словно пустыми глазницами, пустыми проёмами дверей и окон. Окончательно была разрушена и снесена в 1982 году (при очередном расширении Лебединского карьера).

«…И пошли утешение сердцу нашему!»

Церковь моего детства! Какие воспоминания у меня о ней действующей? Собственно говоря, никаких, кроме приведенных выше. Откуда же во мне это чувство сопричастности чему-то далёкому и давнему, происходившему даже не со мной, и чему трудно подобрать теперь название? Я знаю, это у меня от мамы. Когда церковь закрыли и мама стала молиться только дома, я заметил, что она всегда читает одну и ту же молитву. Многое в ней было мне непонятно, хотя горячие просительные слова мамы, обращённые к иконе, бередили моё детское сердце. «…И приклони ухо Твоё, услыши моление наше, и избави нас от обстоящих бед и скорбей». Свесив головы с печки, чтобы лучше слышать и видеть, как мама молится, мы с сестрой часто так и засыпали, но и засыпая, я ещё какое-то время невольно улавливал: «…се зриши беду нашу и скорбь: яви нам милость Твою, пошли утешение сердцу нашему…». Повторяющиеся в молитве и непонятные мне слова «скорбь», «скорбящая» ассоциировались по звучанию у меня почему-то с маминой ажурной скатертью, которую она вывязала из простых белых ниток. Ею она всегда накрывала стол «на скорбящую», то есть на главный в Лебедях престольный праздник.

Лишь гораздо позже я узнал, что это была молитва, читаемая у той самой иконы Пресвятой Богородицы, во имя которой и называлась наша церковь, – «Всех скорбящих Радость». И именно тогда я более полно осознал, почему так любила мама эту молитву: в ней Богородица именовалась ещё и Заступницей, а в чём больше нуждались и о чём больше тосковали вдовы в то послевоенное время, как не о заступничестве! Постоянно слышал, будучи невольным слушателем их разговоров: некому заступиться! Шла ли обида от учётчика, что неправильно начисляет трудодни, от бригадира, что посылает на непосильные работы, от председателя, что отказал в лошади привезти соломы, а то и в самой соломе, слышалось горькое: некому заступиться! Помню, как-то застал колхозный объездчик моих гусей в колхозной ржи и запер их в пустом амбаре. Я плакал от обиды и своего бессилия что-либо предпринять по их освобождению и одновременно представлял, как был бы наказан объездчик, если бы мой папа вернулся с войны. И не было мне утешения. А вот у мамы в таких случаях – было. «…Яви нам милость Твою, пошли утешение сердцу нашему…».

«Нам без храмов никак нельзя!»

Эту фразу в первый раз я услышал и запомнил в те же далёкие 50-е годы при следующих обстоятельствах. Я уже учился тогда в Старооскольском геологоразведочном техникуме и после первой, месячной, практики ехал из Кривого Рога домой. Сойдя в Лукьяновке с поезда, пройдя луг и речку Осколец, поднялся на возвышенное место, где стояла уже закрытая церковь и откуда начинались мои Лебеди. Глазам представилась довольно грустная картина. Деревня отодвинулась почти на километр, а возле оставленной, одинокой церкви, где было деревенское кладбище, виделись лишь сплошь разрытые могилки. Шло переселение не только живых, но и мёртвых. Мои дедушка с бабушкой тоже были здесь когда-то похоронены, и теперь их останки так же выкопал мой дядя и перевёз на йотовское кладбище. А неподалеку уже урчали экскаваторы, ползали, словно огромные жуки, бульдозеры, гудели, снуя туда-сюда, машины.

Осторожно проходя между раскопанными и обсыпающимися могилами, я увидел в нескольких шагах от себя старика, он сидел на сваренном из металлических труб и кем-то уже брошенном, лежащем на земляном холмике кресте. Спросил, увидев меня:

– А ты чей же будешь?

Я назвался.

– Эвона! – обрадовался старик. – Твой дедушка, значит, Иван Ильич был? Знаю, как же, он в этой церкви старостой служил. Очень был добрый, Царство ему Небесное! А я вот проведать пришёл, – кивнул старик в сторону церкви. – Вся моя жизнь на её глазах прошла, думал, зароют здесь у неё, матушки, под боком, а пришлось самому деда твоего помогать выкапывать. Чудны дела Твои, Господи! – Старик помолчал, о чём-то думая, и заговорил снова:

– Но я тебе, милок, вот что скажу. Храм заместо этого будет когда-то. Потому что нам без храмов никак нельзя, вот что! И в Писании не зря говорится, что на всё имеется своё время – и разрушать, и камни разбрасывать, а потом всё это, значит, – собирать. А нам без храмов – нельзя, запомни это!

Будучи в том возрасте, когда часто легко игнорируются и более очевидные истины, чем пророчество неизвестного мне Писания, я не очень, может, задержал бы своё внимание на словах старика, если бы не ещё одна в тот день встреча. Придя домой, я застал там незнакомого мужчину лет сорока, по виду – начальника, хотя держался он просто. Он убеждал маму поторопиться с выселением из дома, который «мешал карьеру». Мама объясняла задержку тем, что она одна, дети учатся и некому помочь. Помощь была обещана. Провожая гостя, мама робко поинтересовалась:

– А что же с храмом-то? С нашей церковью? Нельзя ли будет новую построить?

– Построим, – уверенно сказал мужчина. – Без храмов нам никак нельзя.

И быстро вышел.

Эта короткая фраза о храме, услышанная мною в течение какого-то часа от разных людей, не могла не привлечь внимания даже того, 15-летнего, мальчишки. И я подумал, что незнакомый мужчина мог услышать её, как и я сегодня, от того же старика, и теперь она «кочует» из хаты в хату вместе с моим незнакомцем. Потому что кто же из жителей Лебедей не задавал тогда ему вопрос о судьбе их церкви! Но кто был тот незнакомец, я узнал совсем случайно лишь много лет спустя. Вот как это было.

Приближался юбилей старейшего в нашем городе и области почётного ветерана КМА Н.М. Шумейко. Газета «Новое время» попросила меня о нём написать. И вот я сижу у него в квартире, в обществе его самого и его супруги Тамары Николаевны – прекрасного человека и хлебосольной хозяйки. Николай Михайлович держится для своего возраста неплохо, но уже трудно встаёт на ноги. В разговоре участвует больше хозяйка, а он больше поддакивает. По окончании беседы я встаю, и Николай Михайлович тянется за своей палкой, чтобы встать тоже.

– Сиди уж, – говорит Тамара Николаевна ласково и идёт меня провожать. Выйдя за калитку, она движением руки обводит открытое перед нами пространство, говоря, что скоро здесь её сыновья построят новую церковь взамен бывшей здесь когда-то – во имя апостола Иакова, брата Господня. Я откровенно радуюсь, поскольку сам принимал активное участие в открытии здесь прихода в должности (по совместительству) церковного старосты. Богослужения после этого проходили в приспособленной для этой цели старой школе, что стояла в старом парке. И вдруг слышу за спиной голос: «Нам без храмов никак нельзя!». Это Николай Михайлович не утерпел, вышел к нам. Будто молния, меня пронзает догадка.

– Николай Михайлович, – спрашиваю его, – вы в 50-х годах, когда стали начальником строящегося Лебединского рудника, не ходили по хатам Лебедей, уговаривая их жителей побыстрее переселяться?

– Ну, как же, ходил, – слышу не сразу в ответ. – Ещё как ходил! Ведь поначалу это было главной нашей задачей – безболезненно и вовремя переселить людей. Церковь свою вот только было им жалко, бедную, бросать.… А ведь она уже не работала!

http://novovremya.ru/media/2014/11okt2014/hram_lebedi/lebedi01_450.jpg

«…и возвращается всё на круги своя»

7 июля 2011 года над микрорайоном Лебеди, ведущем свою, пока ещё не длинную, родословную от моей деревни, но расположенном уже по другую сторону речки Осколец, проплыл колокольный звон...

http://novovremya.ru/media/2014/11okt2014/hram_lebedi/lebedi03_450.jpg

http://novovremya.ru/media/2014/11okt2014/hram_lebedi/lebedi06_450.jpg

Состоялось освящение надкупольных крестов и колоколов строящегося храма во имя иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость». В освященные колокола вместе тогда ударили глава администрации городского округа А.А. Кретов и благочинный Губкинского округа, протоиерей Евгений Сапсай, открыв тем самым новую страницу в истории Губкина. Городская газета писала тогда: «Приступая к освящению, благочинный Губкинского округа протоиерей Евгений Сапсай сказал, что в Губкине удивительным образом сочетаются чаяния его жителей и городских властей». Сам же храм был освящён архиепископом Белгородским и Старооскольским Иоанном 3 сентября 2011 года. Жаль, мама моя не дожила.

http://novovremya.ru/media/2014/11okt2014/hram_lebedi/lebedi08_450.jpg

http://novovremya.ru/media/2014/11okt2014/hram_lebedi/lebedi05_450.jpg

Евгений ПРАСОЛОВ

На снимках: новая церковь во имя иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость» в Лебедях и главная ее икона.